У меня есть Собака

Дети нашли раненную птичку. Кучка перьев, перепуганное сердечко, кровь на клюве. Я взяла ее в руки – она даже не сопротивлялась.

– Мамичка! Она выживет?

Что сказать… На нашей старой даче у забора было много холмиков, на которые мы, дети, носили цветы. По моему опыту, они редко выживают.

– Она будет стараться, – ответила я. Крови рядом было с чайную ложку. А сама птичка с ладошку…

Мы поселили ее в корзинке. Натаскали травы, закрыли тюлем, поставили водички.

– Только живи! – сказали дети. И ушли. Счастливые… Страдания для них пока только картинка.

Я посидела… Потом взяла ватные палочки, миромистин и пошла оказывать первую помощь.

В принципе, все оказалось не так уж и страшно. Это явно не кошка. И не глупый удар в стекло. Они иногда его не замечают. Особенно, когда солнце, и стекло отражает голубое небо. Такое впечатление, что кто-то в сердцах клюнул нашу страдалицу в макушку.

После процедур она стала выглядеть явно лучше. Дети прибежали. Как она? Стоят, смотрят. Они снаружи, через тюль. А птичка изнутри глазки-бусинки таращит. Всем интересно.

Я работала до рассвета, временами зажигая свет и заглядывая в корзинку. Вдруг? Нет! Я на нее гляжу. Она – на меня. Головкой крутит. Такой вот Гулливерчик в домике.

К утру она затрепыхалась. Дети проснулись. Побежали смотреть. Соседи приходили. Целый день вокруг птички. Ест? Пьет?

Птичка прицепилась лапками к корзинке, как к дереву, следит за нами. За чужим миром. Страха в глазах нет. Только интерес. Глупая, наверное, за то и клюнули.

К обеду вдруг как зачирикает. Звонко так. Выздоровела! Отпускать – не отпускать? Вдруг еще слабенькая…

Вечером отпустили. Взяли корзинку. Сняли тюль. Лети, милая. Не летит! На нас смотрит. Головой вертит, бусинки поблескивают. И вдруг… красиво так. Стремительно. Вверх, верх, верх и … скрылась…

А мы остались. Словно осиротели. Переглянулись и пошли домой. Нет теперь у нас птички…

Никто не собирался ее оставлять. Пусть живет себе на воле, летает и чирикает. С дерева за нами наблюдает, а не из корзинки.

Но дети остаток дня за воробьями бегали. Наша — не наша? Я над ними подсмеивалась. А сама вот сижу в ночи и все на стол поглядываю. Нет там нашей больной…

А ведь даже суток не прошло! Когда ж мы успели так привязаться?